личная степень мазохизма определяетмся каждым самостоятельно.

И все мы подсматриваем за прошлым своих приходящих-уходящих исподтишка.
просто, у каждого свой срок, для наступления высшей степени этой чумы.



но где-то между двенадцатью и часом ночи
с холодными ногами, в одном белье или потертом халате, с несвежей косметикой или трехдневной щетиной...


пожилые, которые уже потеряли свою половину, морально готовые к тому, что завтра могут не проснуться, всё пересматривают ветхие карточки, выбирая, какое фото подойдет для надгробья.
они делают это с такой нежностью, что охватывает немой ужас, потому что эта форма мазохизма уже въелась в их жилы... и думаешь - не быть бы таким... хотя и тебе в мыслях хочется остаться
красивым... хотя бы для тех, кто будет приносить тебе цветы по воскресеньям...

те, кто чуток помладше - листают старые черно-белые альбомы с фотографиями школьной любви, которая не победила здравый смысл или чье-то мнение того, как для них будет лучше.
Перечитываются письма. Бумажные, настоящие, с потрепанными краями, с красными полосками полей, с ручными рисунками, отпечатками чьих-то выцвевших губ, клятвами, запечатленными навека... или пока жива эта бумага.
возможно, они уже потеряли кого-то... теперь им все чаще нравится возвращаться в те времена, когда кто-то был жив, любил, танцевал и улыбался...

а их дети грустят, просматривая личные страницы в социальных сетях тех, в кого были влюблены, с кем были счастливы...
они теряют чужих, думая, что никогда уже не полюбят.
они плачут, словно эти люди умерли, а не ушли.
они изводят себя собственными домыслами, кайфуя на подсознании от этой боли...
они думают, что их жизнь кончена только потому, что в 14-25 лет сердце разбито вдребезги.

а в понедельник утром - все мы сразу такие умные...
мы говорим друг другу, что прошлое нужно оставлять в прошлом, что нужно держаться и быть сильными, что все будет хорошо, что главное верить в светлое будущее и что всех в этом мире можно кем-то заменить.



до понедельника.